Продолжаем рубрику «Его подвиг – наша гордость, наша святыня», посвящённую 95-летию со дня рождения Григория Булатова.

Сегодня своими воспоминаниями делится Александр Николаевич Рязанов (1935-2019), слободской поэт, бывший работник фанерного комбината «Красный якорь».

(Воспоминания записаны в сентябре 2010 года)

О Григории Булатове я впервые узнал в начале 1958 года, когда приехал в Слободской, после службы в армии.

Первое наше знакомство произошло в 1963-м году. Я получил квартиру на проспекте Гагарина, д. 12, а моей соседкой по площадке стала его тёща Валентина Васильевна Тернавских. Другим соседом по площадке оказался Менчиков Леонид Егорович – бывший фронтовик, работающий в одной бригаде по сплаву леса на фанерном комбинате «Красный якорь».

С тех пор мне нередко приходилось встречаться с Гришей Булатовым, так как он навещал тёщу и заходил к Л. Менчикову, с которым мы дружили семьями. Мне изредка приходилось присутствовать на встречах и беседах бывших фронтовиков и даже участвовать в разговорах за рюмкой водки.

Григорий Булатов, по моим наблюдениям, был очень справедливым и, невзирая на личность, мог высказать правду в глаза, не думая о последствиях. Мог «вспылить», когда с ним не хотели говорить в открытую. Мог вступиться даже за незнакомого ему человека, если к нему относились по-хамски. Мне казалось, что его невозможно обмануть, он был нетерпим к обидчикам, мог постоять как за себя, так и за коллектив.

Л. Е. Менчиков, да и другие члены бригады называли Булатова «Гришка-Рейхстаг».

Я спросил Менчикова: «Почему его так называют?»

И вот что он мне поведал:

«В бригаде сплавщиков, в которой мы работали, было порядка десяти человек. Во время весеннего половодья они провожали с верховья Вятки или встречали на подходе к Слободскому плоты – «матки». Лес, объёмом до десяти тысяч кубометров, флотом комбината и арендованными судами останавливали в нужном месте при помощи мощных тросов, перенаправляя их с плота на береговые «глухари». Работа была адская, поэтому после остановки очередного плота сплавщикам выдавали установленную норму питьевого спирта, ведь бывало всякое – то сильно промочат одежду, то в ледяной купели побывают.

И однажды произошёл такой случай: бригада поставила очередной плот. Во время постановки плота лодка порядочно зачерпнула воды, и многие промокли насквозь. В это время за всем этим с берега наблюдал начальник и старший мастер Биржи. Начальник был явно пьян. Рабочие-сплавщики подошли к начальству и стали требовать от них спирт, но в ответ на это он показал им комбинацию из трёх пальцев, обвинив рабочих в нерасторопности.

Булатов, пытаясь усовестить пьяного начальника, взял его за отворот куртки и стал высказывать с присущей ему прямотой всё то, что о нём думал. В ответ тот обозвал Григория фашистом.

И, тот, почти дословно: «Я фашист? Я с фашистами встречался штык в штык! Я от них не бегал, а дрался в открытую!.. Я и знамя не побоялся поставить на Рейхстаг. Почитай у Жукова, если не веришь! А ты охранял штрафников…»

В общем, конфликт разросся немалый. Григорий тряхнул за грудки обидчика и выпустил руку. Не устояв на ногах и потеряв равновесие, начальник упал, скатился под откос крутого берега прямо в стоящий там катер.

За этот поступок и гонение, унижение, оскорбление и все прочие «заслуги» от многих властьимущих, доведших его до трагического конца, Григорий получил прозвище «Гришка-Рейхстаг». А он, я в этом уверён, был действительно патриотом Советского народа! Это видно и на фотографии по его лицу со знаменем в руках.

Я, молодой ещё в то время человек, узнав о подвиге и биографии Булатова, сравниваю его с обыкновенным воробьём, единственным, кого не смог приручить знаменитый дрессировщик Дуров и другие современные дрессировщики к зависимости».