Касимов Габдульхак Закирович (1924 г.р.)

Уроженец села Карино Слободского района Касимов Габдульхак Закирович (1924 г.р.) ушёл в армию в конце 1942 года. Воевал в составе 281 и 789-го миномётных полков на Ленинградском, 3-м Прибалтийском фронтах. Освобождал от немецко-фашистких захватчиков Чехословакию. Был наводчиком миномёта. Служил в армии с декабря 1942 г. по апрель 1947 г.

Награждён медалями «За отвагу», «За оборону Ленинграда», орденами Отечественной войны I и II степени, юбилейными медалями.

Касимов Г.З. Военное фото

Повестка в Новый год

В 1942 году я работал поваром в столовой кировского военного завода. Придя 31-го декабря с ночной смены на квартиру, обнаружил повестку: «Явиться к 14 часам в военкомат». Положил в мешочек кружку, ложку, пару белья и пошёл. Провожать меня было некому, только вороны на деревьях каркали вслед – вместо друзей они провожали меня.

Из военкомата нас привели на станцию и велели рассаживаться по вагонам, а меня проводница не пускает: «Ты-то куда лезешь, пацан…» – не признала во мне новобранца. Но подошёл сопровождающий и завёл меня внутрь.

На перешейке

Месяц мы обучались в Слободском 282-м запасном полку, который стоял в лесу по Шестаковской дороге, а потом в вагонах-теплушках нас повезли на Ленинградский фронт. Высадили у озера Ладога. Перейдя озеро под покровом ночи по 40-километровой «дороге жизни», мы дошли до станции Токсово на Карельском перешейке, и здесь нас устроили на ночлег в деревянных казармах – на койках с матрацами и чистыми простынями. После слободских землянок, где было полно блох, нам показалось, что попали в рай: везде чистота и порядок, хотя передовая всего в 30-ти километрах отсюда. Вот что значит порядок и дисциплина!

Миномёты и кони

Как раз шла организация 281-го миномётного полка. Миномёты были на конной тяге. Поскольку татары славятся как толковые конюхи, меня назначили ухаживать за верховыми конями. Для понимания уточню: в армейском обиходе нет ни меринов, ни кобыл – тут всех называют обобщённо конями.

Обучение миномётчиков длилось всего 8 дней, и в ночь на 22-е марта мы уже выехали на фронт. Перед рассветом добрались до Невы. На льду кругом были воронки, кое-где ещё лежали неубранные трупы. Противоположный берег был до того крутой, что я задумался:

– Один бог знает, чего стоил штурм такого берега в январе, и сколько тут полегло наших солдат.

Когда поднялись на этот высокий берег, на глаза мне попалась оторванная рука – по всему видно, что молодого солдата. И сейчас, хотя столько лет прошло, стоит мне закрыть глаза – лежит перед глазами эта рука.

Солдатский ответ

Остановившись недалеко от Невы, мы сразу принялись копать ямы-стоянки для коней, ведь фашист находился от нас всего в 8-и километрах. Вырыв ямы 1,5-метровой глубины, перекрыли их сверху срубленными ёлками – получились добротные конюшни на 4-6 коней. Вечером, задав коням корм, я решил не идти к солдатам в землянку и лёг прямо тут, в конюшне. Спал от усталости, как убитый. Наутро был разбужен разговором возле конюшни – это пришёл командир полка узнать, как устроили его коня. Я выскочил как снаряд из пушки:

– Товарищ подполковник, рядовой Касимов дежурит у коней!

– А где ж ты ночевал, орёл?

– Тут и ночевал – возле коней.

Комполка прямо расцвёл:

– Вот это молодец! Не зря тебя сюда поставили.

Что солдату отвечать? Служу, мол, Советскому Союзу.

«Бои местного значения»

Мы стояли в 20-ти километрах от станции Мга. Перед нами в полукилометре находился 8-й рабочий поселок, весь разрушенный (одни остатки каменных стен торчали), а позади текла Нева. И хотя в реке чего только не плавало – даже трупы – но за неимением лучшего мы и коней здесь поили в реке, и для себя брали воду.

Пришло лето 43-го года. Бои ни на час не стихали, хотя обе стороны стояли в обороне. Били друг по другу из орудий и миномётов, били «катюши» и «ванюши» («ванюшами» наши солдаты прозвали 150-миллиметровые немецкие миномёты «Небельверфер»). Вдобавок с воздуха бомбили самолёты. Это называлось в сводках Совинформбюро «бои местного значения».

Настал жаркий июль 43-го – тогда под Ленинградом и впрямь было очень жаркое лето. Готовясь к наступлению, фашист грозился погнать нас обратно за Неву, бросал с самолётов листовки с надписью «Рус буль-буль». Дескать, готовьтесь тонуть… Только и наши войска не дремали: чай, не 41-й год.

Два связиста

Ранним утром 22 июля наша армия начала 2-часовую артподготовку, поддержанную с воздуха штурмовиками ИЛ-2 (по прозванию «воздушные танки»). Рёв стоял такой, что даже при разговоре лицом к лицу ничего не было слышно. Впервые увидав такую канонаду, я наивно обрадовался: «Ну, теперь конец фашистам!» Как бы не так: стоило нашим пехотинцам подняться в атаку, как их встретил ураганный огонь. Прорвав первую линию обороны, атака захлебнулась. К вечеру пехота отошла на исходные рубежи.

Вот какой случай был в полку: оборвалась связь батареи с НП (наблюдательным пунктом). Двух связистов отправили соединять оборванный провод. Однако по пути рядом с ними разорвался снаряд, и одного с головой засыпало землёй. Второй прибежал в расположение за лопатой, в надежде откопать товарища. Отправили с ним ещё одного бойца на подмогу. Но не успели они добежать, как снова перед ними разорвался снаряд – и убило того связиста, который уцелел после первого взрыва. Некому стало показать, где лежит засыпанный товарищ.

Сквозь ночь – на пятачок

С августа до сентября длилось некоторое затишье, хотя обстрелы не прекращались ни на день. В сентябре поступил приказ оставить привычные места. По деревянному мосту через Неву, через Шлиссельбург проехали мы к Финскому заливу, откуда ночью на самоходной барже переправились на Ораниенбаумский пятачок.

Этот участок, глубиной и шириной в несколько десятков километров, сумели удержать в 1941 году моряки Балтийского флота. Места тут были удивительно красивые (знал князь Меншиков, где строить свою резиденцию). Мы остановились в 12 километрах от передовой, чтобы обустроить конюшни и землянки.

На новом месте моя обязанность осталась прежней – ухаживать за конями. Кроме кормёжки и чистки, один раз в неделю я мыл их с мылом. Между тем, постепенно сюда по Финскому заливу перебрасывали войска и технику (до самого 1944 года продолжалась эта работа), но вся техника до поры молчала, чтобы в решительный момент оказаться «сюрпризом» для противника.

На пороге в 1944-й

Техника всё прибывала, и однажды нашему полку приказали: отдавайте коней пехотинцам, а взамен под миномёты получайте машины-полуторатонки ГАЗ. Кому-то радость, а мне расстройство. Особенно было жаль расставаться с конём командира полка. Сколько сил я потратил на этого серого красавца! Ещё когда стояли за Невой, у бедняги почти не было копыт, и я каждый день таскал воду из реки, поливал под ним землю. Поэтому у коня под ногами всё время был сырой песок, и к осени выросли хорошие копыта.

Теперь, когда исчезла надобность в конюхах, меня назначили миномётчиком во второй расчёт 5-й батареи. Для начала подносчиком, но сразу стали учить и на наводчика: предстояли большие бои за полное снятие блокады – а значит, большие потери. Начался 1944 год, и впервые нас, миномётчиков, угостили горячительным – выдали по 50 граммов спирта.

Прощай, комбат!

Утром 14 января нас подняли в 4 часа, хорошо накормили на бой грядущий, и в 6 часов залпом «катюш» началась артподготовка. Одновременно стреляли пушки и миномёты, и меня с непривычки оглушило. Так начиналась наступательная операция, вошедшая в историю как «Январский гром».

После 2-часовой канонады в атаку поднялась пехота. Нашей 2-й ударной армии под командованием генерал-лейтенанта Федюнинского предстояло наступать на восток в сторону Ленинграда, чтобы полностью освободить Ленинградскую область. В упорном бою пехотинцы заняли первую линию вражеской обороны, а после полудня и мы двинулись за пехотой. Навстречу среди раненых (убитые пока лежали на земле) попался наш командир батареи – его тащили солдаты на трофейных санях. Комбат прощался с нами, и у нас на глазах появились слёзы: уж очень хороший был человек, свой комсоставский паёк никогда один ни ел – делил с нами.

Семь шагов от смерти

К вечеру мы остановились у какого-то чудом уцелевшего сарая (деревни кругом были сожжены подчистую). Развернули миномёты, поставили часовых и зашли в сарай немного отогреться. Спать было нельзя: кругом в потёмках бродили поодиночке гитлеровцы, не успевшие отступить со своими.

В сарае находились и пехотинцы во главе с лейтенантом – второй эшелон, которому назавтра предстояло сменить первый эшелон. Посреди ночи я вышел из сарая, как говорится, «по личному делу» и дошел до миномётов. Караул предупредил, что вокруг небезопасно. Однако ж ничего, благополучно я вернулся в наш сарай. Следующий за мной вышел лейтенант… и через несколько минут раздался выстрел. Оказалось, всего в семи шагах от миномёта скрывался в кустах немец, и он застрелил лейтенанта.

Мгновенно выскочили все солдаты из сарая, окружили кустарник и поймали врага. Жестоко отомстили они за смерть лейтенанта. Стал я думать: а ведь этот немец мог застрелить меня, отчего же не стал? Наверное, решил, что невелика честь – тратить своё «последнее слово» на простого солдата.

Трофейный обед

На второй день тяжело ранило наводчика из пятого расчёта, и вместо него наводчиком поставили меня. Сперва было трудно: чтобы повернуть ствол вправо-влево, нужно обеими руками взяться за двуногий лафет, плечом упереться в ствол и, немного приподнимая, отодвинуть его в сторону.

16 января пошли в наступление наши танки – огромное количество танков. Прорвали третью линию вражеской обороны. И в тот же день наши войска начали наступление со стороны Ленинграда – и тоже порвали оборону у немцев. Те начали отступать, чтобы не попасть в окружение.

И вот две наших армии встречаются в Ропше. Убегая отсюда, враг побросал всё: осёдланные кони бегали вокруг, а в немецких походных кухнях варился овощной суп. Его мы поели в охотку – поскольку из своих-то кухонь получали мясной суп с фасолью или с перловкой, а вот овощным нас не баловали.

Баня в палатке

В январе 1944 года мы полностью освободили от неприятеля Ленинградскую область, после чего 27 января наш полк в составе 2-й ударной армии начал наступать в сторону Пскова. Это наступление продолжалось до середины марта, и всё время мы находились на снегу: ели, воевали и спали на нём.

До самого Пскова все деревни были сожжены, только одни трубы от домов торчали. Каждый день мы получали по 50 граммов спирта. Неделями не умываясь, стали похожи на шахтёров. А потом приспособились – в передышках между боями стали устраивать баню в палатках: снаружи –20⁰, а ты моешься!

С одним солдатом (уже в годах) мы крепко заспорили: он один среди нас не писал домой писем. Я ему: «Напиши хотя бы матери!» – а он только отмахивается. И случиться же такое – в очередном бою снаряд угодил в сарай, где укрывался этот солдат. Ему оторвало обе кисти. Беднягу отправили в госпиталь, и не знаю, выжил ли он. Видно, сама судьба его наказала…

Немец заранее укрепился перед Псковом, и две недели ожесточённых боёв не дали результата. В апреле пришлось перейти к обороне. За день стреляешь от 5 до 20 минут, и враг отвечает примерно тем же. Нервы у солдат успокоились (всё-таки не наступление). День по дню – наступило лето.

Случай на насыпи

В июне 1944-го наш полк перебросили за реку Великую, где мы стали готовиться к наступлению на оккупированный Псков. Как-то в ходе переброски ехали вдоль линии фронта, поэтому передвигались только ночью и с выключенными фарами. Шофёр и командир расчёта находились в кабине, остальные бойцы кемарили в кузове. В темноте машина ехала по насыпи, я сидел и о чём-то думал. Вдруг осознал, что наш грузовик взял с дороги налево и сейчас укатится под откос. Оказывается, в кабине тоже задремали. Я кинулся стучать по стенке кабины, но было уже поздно… когда шофёр вывернул руль резко вправо, машина завалилась набок – и только каким-то чудом совсем не перевернулась. Сначала на землю выпали мы, солдаты, а на нас сверху выкатились мины из открывшихся ящиков. Три или четыре мины шлёпнулись аккурат мне на спину. К счастью, ни один смертоносный боеприпас не взорвался.

Наступление на нашем участке фронта началось ранним июльским утром. Ни один километр псковской земли враг не отдавал без боя, и всё-таки в августе мы вступили на территорию Латвии. Шли при поддержке большого количества техники – пушек, танков, миномётов и авиации. Вся эта армада двигалась в сторону Риги. На дорогах день и ночь стояла пыль.

Горящие во ржи

Август 1944-го. Наступая в направлении Риги, мы ехали днём посреди высокой ржи, как вдруг на небе появились три немецких истребителя. Заметив нас, они стали пикировать и обстреливать наши машины из пулемётов.

А у нас три «полуторатонки», и у каждой в кузове по 20 ящиков с минами! Солдаты выпрыгнули из машин и убежали подальше в рожь. Я спрятался рядом с дорогой в кювете, в густой траве, и увидел, как загорелись после обстрела ящики с минами.

Истребители ушли на разворотный круг. Я понял, что у меня есть немного времени для спасения техники. Запрыгнул в кузов, сбросил все горящие предметы на землю – и обратно в траву.

Истребители вернулись, и снова – пикирование, стрельба. Опять ящики с минами загорелись, и мне ничего не оставалось, как повторить свой манёвр. Сложнее всего пришлось после третьего захода, когда от обстрела загорелись все три машины. Но отступать уже было некуда, и я в третий раз кинулся в грузовики.

После третьего захода истребители улетели прочь – то ли израсходовали весь боезапас, то ли решили, что машины уже наверняка сгорят.

Награда

Оказалось, что я спас от уничтожения три машины, три миномёта, 60 ящиков с минами, шесть катушек кабеля и другое имущество.

Когда все солдаты вышли из ржи, мы доехали до леса (в 3-х километрах от места обстрела) и здесь ждали остальные машины из штаба дивизиона. Они догнали нас и стали спрашивать: чьими стараниями уцелели техника и вооружение? Оказывается, за происходящим они наблюдали из деревни, причём одним из наблюдателей был начштаба полка майор Тимохов. Товарищи сказали «Касимов», и тут же в лесу оформили документы, чтобы представить меня к награде. Эту награду – орден Отечественной войны II степени – я получил уже в феврале 1945-го года на территории Чехословакии. А до Риги не дошёл, поскольку угодил в санчасть: задерживая наше наступление, противник взял моду сотнями сбрасывать с самолётов гранаты. Товарищи шутили: «Немец из мешка горох сыплет!» – а я в один из сентябрьских дней попался под этот горох и был ранен. В личной карточке написано «слепое осколочное выше голени», а по-простому вам скажу – осколок угодил в ягодицу.

Могло быть хуже, если б не документы, которые лежали у меня в заднем кармане, завёрнутые в пергамент. Пробив стопку бумаг насквозь, осколок потерял ударную силу и не задел кость. Меня положили в санчасть, где лечили легкораненых, и достали эту железку.

Приказ отходить

Новый 1945 год мы встречали уже в Чехословакии, в январе освобождали город Кошица.

Ожесточённые бои шли в чешских Карпатах. Особенно мне запомнилось 5 марта 1945 года. Из-за больших потерь в пехотном полку, который мы поддерживали огнём, осталось мало солдат. Этим решил воспользоваться немец, чтобы вернуть выгодную позицию, и пошёл в атаку. Валил снег с дождём, солдаты вымокли до костей. Постоянно передавали с наблюдательного пункта, чтобы миномёты стреляли то в одно, то в другое место. Кончилось тем, что немцы засекли нашу батарею и стали обстреливать из пушек. Один снаряд разорвался совсем близко. Меня оглушило и завалило болотной землёй, вдобавок взрывной волной миномётный ствол свалило на меня. Вскочив на ноги, весь чёрный от грязи, я увидел смеющихся солдат. А мне-то не до смеха!

Двое суток немцы атаковали без передышки, и на третий им удалось вклиниться в нашу оборону с обоих флангов. Поэтому 7 марта нам приказали отходить на 4 километра назад – на более надёжный рубеж – чтобы не оказаться в «мешке».

За прицелом босиком

Отойдя под прикрытием темноты, мы развернули миномёты… и я понял, что в ночи и в спешке оставил на прежней позиции прицел. А без прицела миномёт – что слепой солдат. Докладываю лейтенанту, что сплоховал, а он кричит:

– Прицел вернуть любой ценой!

Приказы, как известно, не обсуждают. У командира расчёта я взял трофейный пистолет, а в боковые карманы положил по гранате. Выйдя на дорогу, по которой только что отступали, снял валенки и зарыл в снег – босиком легче будет передвигаться. И побежал как мальчуган. Ноги холода совсем не чувствовали, на дороге ни души, кругом обманчивая тишина.

Навстречу попались отступающие солдаты с командиром. Остановили меня и спрашивают: «Не в плен ли хочешь сдаться?» Я объяснил ситуацию вкратце, но вижу – не верят, потому что ночь и документов у меня с собой нет.

Объясняю снова да ладóм:

– Я наводчик 5-й батареи 281 армейского миномётного ордена Александра Невского полка «Валгинский». Вас же огнём поддерживали, а теперь по приказу отошли на 4 километра, да вот незадача – забыл прицел на старой позиции.

Тогда отпустили, предупредив, что они отходят последними и дальше наших никого нет.

Так мы воевали

Не добежав метров 50 до места, я остановился и стал прислушиваться. Тишина стояла такая, что слышно было, как колотится сердце. Как лучше поступить? - Если пойду сейчас по мосту, фашисты могут заметить. Поэтому я свернул с дороги влево и стал переходить речку вброд, держа курс на большую ёлку (под ней, как я помнил, остался лежать злополучный прицел).

Речка была хотя и неглубокой, но с быстрым течением. Только тут жгучий мороз пробежал по всему телу. Добравшись до другого берега, в темноте я стал щупать в снегу возле ёлки. Когда руки коснулись прицела, от радости чуть было не закричал!

Повесил прицел через плечо и побежал обратно. Догнал тех пехотинцев, что встретились ранее. Ребята искренне порадовались успеху моей вылазки.

Дойдя до своих, я надел валенки и доложил лейтенанту. Налили мне из солдатской фляжки спирту, я выпил и уснул спокойно. А утром встал свеженьким – солдат ведь никакая болезнь не берёт, особенно молодых.

Вот так жили мы и воевали…

После службы

После войны Габдулхак Касимов ещё два года служил в армии: сначала на Западной Украине, потом в Баку. В 1947 году вернулся домой и стал работать работал поваром в «Чайной». Позже был продавцом в магазине, а в зрелом возрасте – поваром и кладовщиком в Каринском психоневрологическом интернате.

Так распорядилась судьба, что женился Габдулхак Закирович трижды. С первой супругой довелось пожить всего два года – она страдала пороком сердца и во время беременности умерла вместе с нерождённым наследником.

Отцом Габдулхак Касимов стал в середине 50-х, когда женился во второй раз: у него родился сын Касым, ставший энергетиком (живёт в К.-Чепецке). Но через 12 лет брака и вторую жену унесла болезнь.

Тогда в 1966 году он женился в третий раз (как сам выражается, «навечно»), его супругу зовут Мадина. Сегодня у Г. Касимова есть внук Руслан и внучка Ольга.

Касимов Г.З. Январь 2013 г.

«Воспоминания артиллериста» // Скат-инфо. – 2013. – 22 февраля (№ 6). – С. 12-13.
Мокерова, Н. Солдатская правда // Слоб. куранты. – 2009. – 27 января (№ 13). – С. 3.
Дуняшева, Н. Орден за три ящика // Слоб. куранты. – 2005. – 12 апреля – С. 2.